Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А задумывался ли ты, собственно говоря, над тем, как нам жилось последние шестнадцать лет, я имею в виду со дня, как мы отправились на войну, и по сегодня. Думал ли ты когда-нибудь над этим?
Секретарь ничего не ответил. Подобный вопрос показался ему просто глупым. Ведь в 1914 году само их существование было будто бритвой перерезано надвое и выброшено на помойку. А он еще спрашивает!
— Почему бы, собственно, нам не покончить с собой? — Стеклянный Глаз, лежавший теперь на спине, повернул голову, чтобы услышать ответ, но увидел лишь спину секретаря, отвернувшегося к стене, и тоже повернулся на бок.
Двадцать шесть царапин, оказавшиеся слишком близко от его лица, затанцевали перед ним. Он закрыл глаза. И так как настоящее их было слишком безрадостным, а будущее безнадежным и серым, он вернулся к прошедшему — в дом без потолков, целовал Кордию, вне себя от радости обнимал портного, который вовсе и не умер… «Ясное дело, я только прикинулся мертвецом».
Но даже такое счастье показалось ему недостаточным. Мечтать так мечтать! И вот они стали совершенно независимыми: все пятеро жили в просторном деревенском доме, далеко у самого леса, среди изобилия собственных ананасных и банановых плантаций. Совсем незаметно из полузабытья Стеклянный Глаз скользнул в сон, и все желания внезапно приобрели успокоительную убедительность истины.
В этот миг загремел ключ в замочной скважине, и три хорошо одетых господина вошли в камеру.
Стеклянный Глаз сразу проснулся и, приподнявшись, закричал:
— Двадцать шесть дней торчим мы здесь без толку, а как раз сегодня вы являетесь! — Недовольный, что нарушили его счастливый сон, он протер глаза.
Самый маленький из трех, который тогда приказал связать им руки, покраснел и выступил вперед:
— Мы прибыли сюда лично, чтобы как можно скорее загладить свою вину.
На всех троих были отлично сшитые визитки, и они вежливо держали в руках цилиндры.
Стеклянный Глаз, почувствовав почву под ногами, к тому же вкусив в своем чудесном сне свободу и оттого теперь не очень сговорчивый, довольно сухо спросил:
— Загладить вину? Как это вы себе представляете? Двадцать шесть дней вы держите нас здесь взаперти, хотя мы только по ошибке сражались за это продажное правительство! С самого начала вам все должно было быть ясно.
— Конечно, вы правы, ошибка произошла исключительно по нашей вине. Но мы надеемся, что сможем дать вам полное удовлетворение. Новое правительство, к которому мы принадлежим, делает вам в качестве компенсации следующее весьма почетное предложение…
— Любопытно, — прервал его Стеклянный Глаз и со злостью заорал на надзирателя, вошедшего в эту минуту: — Убирайся-ка отсюда вон!
— Удалитесь! Господа свободны, — сказал самый маленький. И, извиняясь, обратился к Стеклянному Глазу: — Надзиратель не знает еще о вашем освобождении.
Но надзиратель продолжал трясти его, так как Стеклянный Глаз никак не мог проснуться. Секретарь уже стоял у двери.
— Поторапливайся, нам предстоит допрос.
— Но мы же свободны! — Стеклянный Глаз протер глаза. Только теперь он проснулся окончательно. — Если бы ты знал, что мне снилось!
— Не болтай чепухи и пошли!
Наручников на них не надели. Когда они мимо надзирателя проходили в дверь, Стеклянный Глаз ущипнул себя за руку, надеясь убедиться, что его восхитительный сон был действительностью, а этот мрачный коридор — только страшный сон.
Их повели на следующий этаж.
— Только не болтай глупостей; теперь все зависит от нас.
Стало быть — не сон! Он решил говорить как можно меньше и предоставить все секретарю. «Чудесно было жить в нашем деревенском домике… Да, да, портной умер. И Кордию я никогда не увижу… Может, нас и выпустят. Ну, а что потом?»
Еще одна лестница и длинный коридор. В конце его они подошли к какой-то двери, охраняемой двумя солдатами с винтовками.
Стеклянный Глаз был настолько под впечатлением своего сна, что, входя в комнату, ожидал увидеть тех самых хорошо одетых господ.
За письменным столом сидел пожилой офицер, а сбоку у выдвижной доски — солдат с блокнотом для стенограммы. Над столом на потемневшей стене, где прежде висел большой портрет свергнутого президента, теперь выделялось такое же большое светлое пятно.
«Смотри пожалуйста, здесь действуют быстрее, чем мы в Германии», — подумал секретарь, у которого было достаточно времени удивляться. Близорукий офицер, лица которого им еще не удалось разглядеть, начал читать, как только они вошли, и вот уже несколько минут читал какие-то бумаги в толстой папке, близко поднеся ее к глазам. А солдат в это время беспрестанно гладил свои черные усы и одновременно рисовал виньетки в блокноте.
В этой тишине секретарь, несколько ободренный светлым пятном на стене, решил разговаривать с хладнокровием революционера, готового ради правого дела переносить любую несправедливость.
— Вы разведены?
— Кто? Я? Да! — ответил секретарь,
— А вы?
— Я был дважды женат.
— Ваша вторая жена имела небольшую оружейную лавку, в которой продавались также ножницы, ножи и ложки?
«И откуда он все знает?»
— Совершенно верно! Но и вторая моя жена уже давно умерла, да и предприятие лопнуло. Я думаю, она и умерла-то именно поэтому… Да, давненько это было…
Только теперь увидели они седые усы и острую бородку: офицер отложил толстую папку, раскрыл паспорта и, сравнив их данные с данными в деле, откинулся на спинку стула.
— Кто дал вам деньги на переезд?
«Ну нет, второй раз нашу историю я не повторю. Уж этому-то типу — во всяком случае!»
— Вы нам просто не поверите, — начал было Стеклянный Глаз, доверчиво улыбаясь, но секретарь быстро перебил:
— Как раз на дорогу у нас еще хватило.
— Вы годами жили на пособие по безработице. Как же вы смогли…
Стеклянный Глаз, который хотел показать другу, какой он понятливый, пожал плечами и прикрыл один глаз:
— А мы копили, копили, копили.
— Бросьте ваши увертки! — офицер со злостью швырнул паспорта на стол. — И не рассказывайте мне сказки. Копили! Из пособия!
«Ну и осел!» — с таким отчаянием подумал секретарь, что Стеклянный Глаз это почувствовал и теперь уж молчал, если его не спрашивали.
— Кроме того, нам известно, что здесь, в стране, вы получали деньги за контрреволюционную деятельность.
Хладнокровно, как он и решил, секретарь ответил:
— Стало быть, вам известно больше, чем нам.
— Итак, сколько вам заплатили? И прежде всего,